Наталья Зубаревич: «Так, как крутится российский бизнес, ни один бизнес в мире крутиться не может»
Санкции, которые были наложены на РФ, уже начинают давать свой эффект. Особенно это заметно по динамике производства. Часть европейского рынка получится возместить, некоторые регионы уже пытаются выйти на Восток, что сулит огромные издержки. Известный экономист Наталья Зубаревич уверена, что в кризис сильнее пострадают регионы, которые зарабатывают сами, остальные будут выживать на трансфертах. В интервью РБК Pro она рассказала о демографии и перспективах российских регионов в условиях неопределенности.
«Санкции начинают работать»
РБК: Какой у вас прогноз относительно развития российских регионов и насколько в принципе уместно его делать?
Н. З.: Я не умею делать прогнозы. Для этого нужно строить математические модели. Прогноз предполагает взгляд дальше 2023 года, за этим стоит обращаться к Минэкономразвития или Центральному банку. Если мы говорим о конце 2022 года и начале 2023-го, то тут все понятно.
Все санкции, которые наложены на Россию, потихоньку начинают работать, мы уже видим это по динамике производства. По металлургии уже спад пошел: по августу по металлу было где-то минус 6–8%. Что-то удается перенаправить, туркам очень много стали продавать. Но восполнить европейский рынок нереально, это уже сказывается на масштабах производства, проявляется в доходах бюджета в металлургических регионах, падает налог на прибыль. Еще как минимум полгода это будет продолжаться.
Санкции, наложенные на лесопромышленный комплекс, сильнее всего бьют по Северо-Западу — он полностью ориентирован на европейский рынок. Регион уже начинает проваливаться. В Сибири все более-менее нормально, потому что сибирский лесной комплекс ориентирован на Китай. Северо-Запад тоже пытается выходить на Восточный полигон и какую-то часть утраченного европейского рынка возместит. Однако тащить продукцию придется через Транссиб, а это огромные логистические издержки.
По Кемеровской области — минус 8% по добыче угля, склады забиты. В Европу шло 50 млн т угля, перевести все это на Восточный полигон нельзя. И то, что Кемеровская область будет просаживаться, это к гадалке не ходи.
Газовая отрасль и Ямал, как ее яркий представитель, будут проседать: добыча газа сократилась незначительно, при этом регион наращивает продажи сжиженного газа, пока это можно делать. Однако экспорт по трубам сократился на треть. Какой масштаб проседания? А бог его знает.
Нефтяная отрасль пока проседать не будет: с бюджетами все в порядке, налог на прибыль в нефтедобывающих регионах пока растет.
В обрабатывающей промышленности спад крошечный. «АвтоВАЗ» пыхтит, старается, и LADA Granta — наше все, она с конвейера сходит. Но это невосстанавливаемая отрасль. Смотрим динамику промпроизводства: в регионах с локализацией автомобильных заводов спад до 30%, это отыграть не получится. Калуга уже «легла» давно и прочно.
РБК: Удалось ли нам выстроить параллельный импорт? Как он помогает решать проблемы бизнеса?
Н. З.: Параллельный импорт решает вопрос потребительских товаров, что, в общем, неплохо получается. Ассортимент немного усох, но дефицитов нет. Не стоит забывать, что сжимается платежеспособный спрос населения. Поэтому даже некоторое сжатие объемов импорта в результате балансирует со снижением спроса на продукцию. При этом риски вторичных санкций минимальны, потому что множество товаров не являются продукцией двойного назначения. Для подсанкционного и высокотехнологичного оборудования и комплектующих проблема остается.
Кстати, экономически нас ведь ковид спас. Когда все обнаружили, что не работают логистические цепочки, весь вменяемый бизнес начал запасаться. Запаслись как минимум на полгода. Аналитики думали, что бизнес встанет в простой за два-три месяца, но этого не случилось.
РБК: Сейчас часть компаний не публикуют свои отчетности. Как это сказалось на вашей работе?
Н. З.: Налоговая статистика закрыта по регионам, бюджетная статистика длительное время после 1 марта не вывешивалась, таможенная статистика закрыта полностью. Но есть и другие легальные каналы, а также коллеги, которые помогают. Экономисты выискивают данные благодаря владению иностранными языками, используют Евростат. Можно найти до 80% информации, а это вполне достоверная доля, которая позволяет оценивать всю картину. Конечно, это не так просто, как раньше.
«Падение было у тех, кто много зарабатывал»
РБК: Как обстоят дела с федеральным бюджетом и трансфертами регионам?
Н. З.: Объем Фонда национального благосостояния (ФНБ) в сентябре составил 11,8 трлн руб., из него выделят 1 трлн руб. на покрытие дефицита бюджета. Видимо, будут выпускаться облигации, их купят наши банки. Пока в 2022–2023 году не стоит заморачиваться, все покрывается. При этом трансферты по регионам Минфин повысил на 12% — это, видимо, все трансферты, не только межбюджетные, и это приличный рост. В ковидный 2020 год трансферты выросли более чем в полтора раза, регионам очень помогали. После этого бешеного роста в 2021 году они сократились всего на 2%.
РБК: Почему при этом отдельным регионам трансферты снизили?
Н. З.: Снизили тем регионам, у которых хорошо росли собственные доходы. Это все нефтяные регионы, газовики. Примечательно, что на Сахалине промышленное производство упало на 43%, но налог на прибыль вырос на 60%. Это потому, что он платится вперед, по результатам прошлых кварталов и периодов. В том же ряду Москва и Петербург.
Калининградская область — это особая экономическая зона (ОЭЗ). После вступления России в ВТО нельзя было ее субсидировать, как раньше, поэтому начали давать иные межбюджетные трансферты. На пике они достигали 48 млрд. Потом Калининградскую область предупредили, что будут потихоньку снижать. А сейчас снижают со страшной силой, потому что сжалось количество резидентов в ОЭЗ — деньги идут на льготы этим резидентам. Это специальный трансферт на поддержку особой зоны, который тихо усыхает.
С бюджетами субъектов все нормально, за редкими исключениями. Падение было только у тех регионов, которые дико много заработали ранее. Это эффект базы: если в прошлом году было ненормально много, в этом году будет снижение.
Сейчас анализ есть только относительно девяти месяцев. При этом в России есть чудесный способ подэкономить относительно регионов, просто дав им трансферты попозже. Они могут прийти в ноябре или декабре, так что самый разумный анализ будет по итогам календарного года.
РБК: У каких регионов дела будут идти лучшим образом?
Н. З.: Сейчас пока не начали падать нефтяные регионы, газовые регионы. Начали уже падать металлургические регионы — по-разному: где-то уже падают, где-то еще нет. Держатся регионы производства минеральных удобрений. То есть те, кто словил счастье на огромных ценах на глобальном рынке. Мы же прекрасно понимаем, что это будет сжиматься в любом случае, потому что мы не знаем, что будет с ценой: случится рецессия — она хорошо посыплется, рецессии не будет — она все равно расти уже вряд ли будет, потому что рынки насыщены. Если рубль опустится, повезет бюджетам и компаниям.
Логика очень простая. Самый волатильный налог — это налог на прибыль, а его доля максимальна в более развитых регионах. В любом случае этот налог на прибыль после «горочки» раньше или позже будет идти вниз. Поэтому в этот кризис сильнее пострадают регионы, которые зарабатывают сами. Этот кризис уравнивает сверху: он продавливает вниз тех, кто более развит, тех, кто живет в основном на свое, и практически не затрагивает тех, кто сидит на трансфертах по самые уши.
РБК: То есть пострадавшими мы назовем те регионы, которые как раз были выигравшими, а все остальные останутся на примерных своих уровнях. Или хуже?
Н. З.: С точки зрения рынка труда и даже НДФЛ хуже будет во всех автомобильных регионах. Это трудоемкие отрасли, там народ сначала ушел в неполную занятость, она выросла. По данным за второй квартал 2022 года, она выросла на 270 тыс. человек по стране — это немного в сравнении с четвертым кварталом 2021 года, когда все было спокойно. Но она еще крайне далека от неполной занятости локдаунного периода. Сейчас это около 1,5 млн человек, а в ковид было больше 2 млн. Есть куда расти. Но то неполная занятость (подержали полгода, платили зарплату), сейчас же потихоньку начинают увольнять.
Случился массовый уход компаний, у многих он был растянут на несколько месяцев, как, например, у IKEA. Сейчас она продает свои производственные активы в Ленинградской, Новгородской и Кировской областях. За эти активы даже идут соревнования. Все в процессе переговоров, но ясно, что работа, скорее всего, будет. Была пауза, неполная занятость, IKEA держала людей дольше всех, и вот сейчас идет процесс смены собственника.
Далеко не все компании встали, какие-то активы куплены российскими собственниками. Но автомобильные заводы бессмысленно покупать. На технологиях Renault невозможно производить китайские машинки — сборочная линия должна полностью поменяться.
«Будет веселая схема экспорта»
РБК: До какого предела возможен разворот на Восток? Какое количество наших ресурсов могут поглотить страны Азии, заместив европейские и американские рынки?
Н. З.: Китай — импортер нефти и нефтепродуктов. Он производит больше всех угля, но при этом докупает. Индия тоже импортер нефти и нефтепродуктов. У них были другие поставщики: у Индии в основном арабские страны. Поэтому этот рынок возможен. Но я предполагаю, что будет более веселая схема. Мы поставляем это все арабским странам, они вместо нас поставляют это в Европу. Эти схемы могут существовать, если не будет давления стран, принявших санкции. Никто из них не отказывается от российского угля, он у нас гораздо лучше по качеству, чем индийский, и дешевле того, что поставляют ЮАР и Австралия. Надо смотреть на рынки. Бизнес принимает решения на основании цен и логистических издержек. В том числе играет роль наличие дисконта: мы продаем уголь Китаю в два раза дешевле, чем он стоит для Европы.
РБК: Учитывая переориентацию на Восток, испытают ли регионы, которые территориально ближе к этому Востоку или логистическим центрам, новый приток населения?
Н. З.: Если люди приезжают, должен быть спрос на жилье. На долю всего Дальнего Востока, включая Забайкалье, приходится 3% всего ввода жилья в стране. Хорошая цифра? Для сравнения: на Московскую область за первые восемь месяцев 2022 года пришлось 15% всего ввода жилья в стране. Весь Дальний Восток вводит столько же жилья, сколько вводит одна Башкирия или Свердловская область.
Кроме того, если мы развиваем восточную часть страны, туда надо инвестировать. Доля всего Дальнего Востока с Забайкальем (ДФО) — 9% всех инвестиций в стране. Москва — 20%, Московская область — 5%, Санкт-Петербург — 5,5%, а Тюменская область с ее автономными округами — 13,5%.
Из всех инвестиций в ДФО 2% выделяются на строительство Амурского газохимического комплекса (совместный проект компаний «Сибур» и китайской Sinopec. — РБК) и Амурского газоперерабатывающего завода (объект ПАО «Газпром». — РБК). Другие 2% уходят в Якутию на развитие новых месторождений угля, продолжение добычи нефти. Это чистый ТЭК в двух регионах, который составляет почти половину всех инвестиций на Дальний Восток. Вот куда идут деньги.
РБК: О какой переориентации на Восток в таком случае можно говорить?
Н. З.: Ни о какой. Хотя есть объекты, которые объективно будут расти. Это все, что связано с портовыми комплексами и подъездными путями к ним, это расширение Восточного полигона — это надо развивать обязательно. Если перевозить все больше грузов, то деваться некуда. И деньги, и инвестиции на это будут.
Самый ходовой формат — это вахтовый метод работы или двух-трехлетняя командировка в компании ключевых сотрудников, которым платят повышенную зарплату. Это не значит, что они останутся там навсегда. Отработают на строительстве объекта, пусконаладочных работах, вводе в эксплуатацию, а дальше останутся только задействованные на эксплуатационных работах.
Это резко снижает издержки компании на все, что связано с социальным обеспечением своих работников. Поэтому, чтобы на Дальний Восток был приток населения, нужно иметь простой фактор — заработная плата с учетом стоимости жизни. Она должна хорошо отличаться от заработной платы в Центральной России. С учетом того, что на Дальнем Востоке хуже развита инфраструктура, в том числе социальная, бонусы должны быть весомыми.
РБК: Сработает ли концепция импортозамещения и локализации всех производств?
Н. З.: Да не будет ее. Относительно простые виды продукции импортозаместить можно. Самая большая проблема — это замещение оборудования. Поэтому технологическая деградация Российской Федерации — абсолютно очевидный прогноз, который невозможно оспорить.
Каждый кризис по-разному бьет по регионам. Этот уникален тем, что он разрывает наши связи с глобальным миром, он создает полуавтаркическое существование. Не полностью, конечно, мы же сырьевая страна и не можем жить в автаркии. Это означает, что регионы, которые наиболее тесно связаны с глобальным миром, пострадают сильнее.
Сначала это сырьевики. Проблема рабочих мест особенно заденет металлургию и угольную промышленность; нефтянку, газ чуть меньше, людей там работает меньше, но обслуживают эти отрасли немалое количество сопряженных компаний и подотраслей.
Затем пострадают регионы, а точнее бизнесы, которые активно включались в глобальные цепочки добавленной стоимости. То есть те, кто приобретал технологии, оборудование, сотрудничал с глобальными компаниями от Siemens до Alstom, чтобы продвинуться технологически. По ним ударило еще сильнее, чем по сырьевикам. Потому что сырьевик найдет покупателя на часть своей продукции. А что делать автопромовским регионам? А «Энергомашу», который связан с Siemens? Что делать транспортному машиностроению в части пассажирских вагонов? Говорят, что они почти все смогут импортозаместить в Верхней Пышме, но пауза у всех очень жесткая. Вот эти бизнесы мне больше всего жалко.
«Государство осознанно поддерживает свой электорат»
РБК: Как на экономику и демографию регионов повлияла частичная мобилизация?
Н. З.: Давайте смотреть в сравнении. В 2021 году естественная убыль российского населения, то есть разница между количеством родившихся и умерших, составила 1,04 млн человек. Это безумные цифры. При этом Росстат перестал учитывать уехавших — так получился феерический миграционный прирост. В этом году в первом полугодии естественная убыль составила 380 тыс. человек. Умножаем на два, будет под 800 тыс. человек.
Поскольку мы не учли убывших, а как бы перенесли их убытие статистически, у нас в этом году за первое полугодие миграционный отток составил почти 80 тыс. людей. Просто пролонгировали отток со второго полугодия 2021 года на первое полугодие 2022 года. Поэтому смотреть нужно на естественную убыль: 800 тыс. — это очень много.
Последствия начнутся через девять месяцев. В 2023 году мы увидим хорошую демографическую яму дополнительно к той, в которой уже сидим. Сейчас рожает малочисленное поколение, а многочисленное поколение послевоенных лет рождения подходит к концу жизни. Мы бы и так усыхали быстро, а тут еще добавочка вышла. Демографически 2023 год у нас будет провальным. Креативное поведение, то есть поведение в части воспроизводства населения, будет специфическим.
По миграциям менее понятно: Москва и Санкт-Петербург показывают почти нулевой миграционный прирост, согласно данным статистики. При этом Московская и Ленинградская области выросли. Многие приезжие во время пандемии вернулись в домашние регионы, выросли масштабы удаленки. Часть людей просто перебралась в пригороды, где дешевле аренда жилья.
РБК: Что произойдет с реальными доходами населения, реальным уровнем жизни?
Н. З.: Между реальными доходами и реальной зарплатой очень интересная разница. Произошла десятипроцентная индексация пенсий, повышение минимального уровня оплаты труда и прожиточного минимума. Это все для небогатых. Значит, под эту черту входят больше людей, они имеют права на пособия. Все принятые меры работают на низкодоходные группы населения. Поэтому у нас сложилась удивительная ситуация: заработки в реальном выражении падают в 2–2,5 раза сильнее по сравнению с доходами.
Государство осознанно поддерживает пожилое и низкодоходное население, свой электорат. Кроме того, увольнений очень мало, на неполной занятости сидит не так много людей. Скорее всего, там премии не платят — работаешь, зарплата идет. Это растянутый процесс.
Я почти уверена, что самый большой удар этот кризис наносит по городскому образованному или среднему классу, потому что у них нет никакой поддержки (они не просили, они сами могут) и сузились возможности зарабатывать. Большой безработицы уже, скорее всего, не будет, мы все ошиблись в прогнозах. Никто не знал, что люди массово покинут страну. Спрос снижается — и предложение рабочей силы снижается.
РБК: Из-за оттока россиян за границу случится ли там экономическое чудо?
Н. З.: Это называется не чудо, а баланс. Эти страны столько не ассимилируют, не поглотят. Там просто возникает параллельная экономика, очень часто она аутсорсена с российскими связями, появляется параллельный сектор услуг своим.
При этом российский бизнес показывает чудеса: удалось пока не то что не рухнуть, а идти вниз очень медленно и даже после падения в добывающих отраслях восстановиться. Это все заслуга российского бизнеса в первую очередь. Потому что так, как крутится он, ни один бизнес в мире крутиться не способен. Потому что он битый, тертый, неоднократно ободранный государством и невероятно живучий.
Фото: Михаил Гребенщиков для РБК