Предисловие
«На волю! В пампасы!» – кричал сумасшедший учитель географии из романа Ильфа и Петрова. Туманная линия далекого горизонта, полусфера неба над головой, топот табунов и волнистые ковыли –приметы степного ландшафта – прочно ассоциируются со свободой. Рациональных оснований для этого нет. В рейтинге гражданских свобод, публикуемом ежегодно одной почтенной международной организацией, страны с преобладанием степной природной зоны находятся довольно далеко от призовых мест: Аргентина с ее пампой (то есть именно что «пампасами») на 55-м месте, Монголия на 57-м, Кыргызстан на 159-м. Гипотезу о том, что степь как-то располагает к свободе, надо признать формально опровергнутой. А о том, что свободу вообще следует искать не на глобусе, а в себе, написано так много, что можно даже заподозрить, будто у человечества заканчивается запас оригинальных идей.
Но посреди степи подобные рассуждения – как, впрочем, и любые другие связные мысли – начисто вылетают из головы. Прав был безумный учитель географии: степь может рассказать о свободе больше, чем все книги на свете, включая электронные. В Евразии много тысяч лет волны степной вольницы бились в тонкие стены цивилизаций, расшатывая устои и навевая странные мысли. На другой стороне планеты, наоборот, цивилизация накатывалась на прерии Дикого Запада, ища того витамина свободы, который ее организм так и не научился вырабатывать самостоятельно. Потом, конечно, вольные кочевники создавали огромные деспотические империи, а на месте прерий возникали кукурузные поля с табличками «Частное владение, нарушители будут преследоваться». Оставалось, впрочем, небо над головой и необозримый горизонт: это никуда не спрячешь.