Из земли и обратно
Украшайте дом цветами: охапками полевых, садовыми, купленными у бабушек на автобусной станции, изящными флористическими букетами. Позвольте цветам прожить жизнь, до последнего опавшего лепестка.
Толстенькие бутоны, полупрозрачные сосудистые листья, стебли — пушистые и полные воды; молодые растения трогательны и излучают жизнь, как дети. Зрелый, облетающий, тронутый сухостью или даже ломкий пушкинский «безуханный» цветок, забытый в книге, все равно кажется красивым. А потом заново: нарастает оборками перепончатая зелень, в салатном запахе появляется сладость, которая становится сильнее и пронзительнее, лепестки вытягиваются и скручиваются медленным салютом, на их концах появляются нежные, постепенно ссыхающиеся бороздки, как от горячей воды на подушечках пальцев.
С первых минут существования цветок начинает двигаться к распаду, причем черта между рождением и смертью пересекается не в один какой-то момент, как воображаемая линия на приграничном пункте. Эта черта расположена не поперек, а словно бы вдоль пути цветка: это скользящая, дышащая граница, по и вокруг которой он растет и умирает. Ее скольжение ведет вниз, в холодную, свежую, комковатую почву, к сырому перегною, семечку, тайным движениям воды, соков и минеральных солей, и снова вверх — к невидимому усилию, выталкивающему уголок новорождённого стебля из черноты.
Формирование и рост, созревание и размножение, дряхление и умирание, новое рождение цветка — все это не кажется ни трагическим, ни пикантным, ни таинственным. Лишенный мяса, состоящий будто бы сплошь из воздуха и влаги, перемешавшихся в хрупком, чистом зеленом теле, цветок привлекателен в своем угасании и смерти; они не отталкивающи, не опасны, не грязны. Погибший цветок можно вертеть и мять в пальцах, он пахнет водой, землей, чем-то маслянистым. Каждое лето проживая жизнь и неизбежно, нестрашно умирая, описывая бесконечную, не отягощенную никакими страстями спираль — из земли и обратно, — они всегда младенцы и всегда старики. Граница — не предел и не порог, а кружащаяся тропинка. Куда-то в неразличимость, за край обрыва, вниз по скользкой вывороченной глине, по мелким камням, в живое облако зелени с бледными пятнами лепестков, в журчание невидимого ручья за ним — и снова вверх.