Ныряющий «воробей»
Довольно часто, освободившись от давления шумящего города и погрузившись в гармонию природных звуков, я получаю прекрасную возможность поразмышлять об окружающем мире. Привычно устроившись в укрытии-скрадке (подробно о скрадках — см. в «Науке и жизни» №№ 3—4, 2021 г.) и, как всегда, обеспечив моим фотомоделям достаточную безопасность путём создания комфортного расстояния до них, я расслабляюсь и впускаю в сознание интересные мысли. Например, о том, откуда появляются и каким образом доходят до нас названия животных. Речь не о вполне очевидных именах, связанных, прежде всего, с повадками или со сходством с конкретными предметами: орлан-белохвост, мухоловка, серпоклюв и так далее. Вопрос о названиях неожиданных, ставящих подчас в тупик.
Ещё в детстве, открывая для себя окно в природу посредством чудесных произведений Виталия Бианки, я познакомился на страницах его рассказа «Сумасшедшая птица» с весьма необычной птахой — оляпкой. Необычность в том, что часть жизни это премилое создание проводит… под водой.
Вспоминается и детский стишок:
Играли птицы в ляпки, вдруг чижик крикнул: «Стой! Не можем мы оляпку заляпать под водой. Наверное, ошибка считать её своей. Наверно, это рыбка, пусть рыбы дружат с ней». Играли рыбы в ляпки, взмутили всю реку. Вдруг смотрят — нет оляпки, она на берегу. «Наверное, ошибка считать её своей — То птица, а не рыбка, пусть птицы дружат с ней». Ворона и синица, щегол и дубонос — «Ты рыба или птица?» — ей задали вопрос. И гордо шаркнув лапкой, прищурив бойкий глаз, Ответила оляпка: «Я — птица-водолаз!» Е. В. Фейерабенд.