Предисловие
Когда я в детстве прочитала роман Эдуарда Бульвера-Литтона «Последние дни Помпеи», мне показалось, что страшнее извержения вулкана ничего в жизни быть не может. Поэтому, уже во взрослом возрасте впервые оказавшись в Неаполе, я первым делом нашарила глазами Везувий – и вздрогнула, увидев, насколько пугающе близко он расположен к городу.
С тех пор, хоть я и считаю Неаполь одним из красивейших городов Италии и, наверное, всей Европы, при каждом его посещении всегда инстинктивно поглядываю на гору, проверяю, не дымит ли вершина, не дрожит ли земля. И поражаюсь беспечности итальянцев, которые преспокойно могут жить у подножия Везувия, уничтожившего две тысячи лет назад Помпеи, и даже на острове Стромболи, где уже в наши дни периодически извергается вполне активный вулкан.
А ведь именно итальянцы, а точнее, их предки римляне, подарили миру слово «вулкан», произошедшее от имени античного бога огня и кузнечного дела. И тут наблюдается некая странность, потому что этот персонаж – самое нелепое божество римско-греческого пантеона. Если учесть, что все обитатели Олимпа были немного с придурью, то Вулкан, он же Гефест, – это готовый пациент для кушетки психоаналитика. Мать его бросила при рождении, и ему пришлось хитростью добиваться возвращения в семью. Он был так уродлив, что все женщины (как богини, так и смертные) ему отказывали. Наконец, когда усилиями раскаявшейся матери за него насильно выдали богиню любви, та стала изменять Вулкану буквально со всеми встречными, постоянно ставя мужа в неловкое положение.