Аркадий Дворкович: «Инновации всегда связаны с риском»
Глава фонда «Сколково» рассказал в интервью РБК, что тормозит развитие новых технологий в России, нужно ли нам министерство инноваций и каковы перспективы догнать и перегнать по разработкам Кремниевую долину
При создании фонда «Сколково» его миссией было объявлено формирование в России «экосистемы, благоприятной для развития предпринимательства и исследований». Другими словами, целью было создание аналога Кремниевой долины в США — места, где рождаются инновации. Однако Аркадию Дворковичу не нравится слово «аналог». Он обещает, что «Сколково» будет лучше Долины, просто на это потребуются годы, а возможно — десятилетия. За это время должна измениться как сама культура предпринимательства в России, так и отношение к бизнесу со стороны государства и правоохранительных органов. И когда владельцы и топ-менеджеры компаний будут уверены, что в результате экспериментов они рискуют потерять деньги, но не свободу, инновационная почва в России даст ожидаемые плоды.
РБК: Что такое инновации лично для вас? Это что-то новое, чего еще никогда не было, или это улучшение уже существующих продуктов или процессов? Один из моих собеседников утверждает, что теперь вместо «инновации» говорят «высокие технологии»...
А.Д.: Что ж, инновации — это действительно что-то новое, то, чего еще никогда не было, причем не только в стране, но и во всем мире. Но и улучшения — это тоже новое, потому что, если улучшение является качественным или это выгодная интеграция уже существующих вещей, которая дает им новое качество, то это тоже инновация. А вот если речь идет лишь о повторении пройденного, то это не инновация.
Высокие технологии могут быть как новыми, так и старыми, поэтому эти термины пересекаются, однако они не находятся в одном ряду, потому что, когда высокие технологии являются только что изобретенными, тогда это инновации, но когда они становятся общераспространенными — уже нет.
Неудача = преступление?
РБК: В одном из интервью вы сказали, что в мире только 20% людей ведут инновационный бизнес, а в России и того меньше — 10%. Почему у нас этот показатель вдвое ниже?
А.Д.: Почему? В силу традиций. Да, у нас есть сферы, где люди придумывают, изобретают, создают новые технологии. Можно привести в пример военно-промышленный комплекс, атомные технологии, да и в ряде других направлений мы сильны. Но из-за структуры нашей экономики, из-за того, что финансировались в основном проекты, связанные с госпрограммами, мы отстали в других направлениях. Мы точно не на первых ролях в медицине, хотя именно по борьбе с инфекционными заболеваниями находимся на хорошем уровне и наша репутация в мире высока. Но по другим заболеваниям мы, к сожалению, отстаем в части инноваций. Мы сильны в ряде информационных технологий, и наши программисты очень ценятся, но в основном мы оказались впереди в том, что касается информационных технологий для бизнеса. А вот для массового использования, для сотен миллионов людей мы пока мало что смогли предложить.
Если же говорить о людях, то у нас просто нет культуры принятия рисков на себя. А инновации связаны с риском: ты рискуешь своими деньгами, чтобы добиться чего-то большего. И чаще всего проигрываешь, а не выигрываешь: к сожалению, 80–90% новых проектов оказываются неудачными. И у нас ни предприниматели, ни государство, ни правоохранительные органы не готовы к тому, что люди теряют деньги. И это считается не просто неудачей, но иногда и преступлением, неэффективным расходованием средств. А ведь это суть инновационного процесса: нужно рисковать, чтобы, может, на второй или третий раз добиться результата.
РБК: В каких секторах экономики сейчас наиболее востребованы новые технологии?
А.Д.: То, что было год назад, и то, что есть сейчас, — это уже два разных мира вследствие пандемии.
РБК: Давайте сравним эти миры.
А.Д.: У меня пока такие ощущения, что в прошлом мире все занимались понемножку всем, старались покрыть весь спектр возможностей и медленно двигались по всем направлениям. Сейчас резко ускорился темп принятия решений и внедрения инноваций по очевидно востребованным направлениям. Конечно же, это все, что связано с дистанционной работой и дистанционным управлением производственными процессами, автоматизацией, а также все, что касается информационной безопасности, которая обеспечивает эту дистанционную работу. Меня радует тренд, связанный с дистанционным обучением, образованием в целом. При этом я не считаю, что дистанционное образование должно заменять физическое, просто нужно оптимально использовать это сочетание.
РБК: Что можете сказать про медтех, одно из самых активно развивающихся сейчас направлений в сфере инноваций во всем мире? По вашему мнению, медтех в России уже на уровне западных стран или отстает? Как это направление представлено в «Сколково»?
А.Д.: На сегодняшний день Россия — в догоняющей позиции в сфере производства медицинской техники и медицинских изделий. Но благодаря мерам господдержки ситуация постепенно выравнивается как за счет российских производителей, так и в результате локализации производства иностранных компаний. Преимущества российских разработок в области медтеха традиционно связаны с компьютерными и биоинформационными технологиями. Перспективные российские разработки также есть в области лабораторной и молекулярной диагностики, медицинской робототехники. В целом в области медтеха работают более ста сколковских компаний.
В конце марта мы обратились в правительство с предложением использовать разработки резидентов «Сколково» в борьбе с коронавирусной угрозой. Помимо проектов в сфере медтеха у нас есть и разработка лекарств, и телемедицинские решения.
РБК: Вы говорите, что скорость принятия решений по инновациям сейчас заметно возросла. А законодательство успевает за новыми разработками?
А.Д.: Законодательство никогда не успевает и никогда не будет успевать. С одной стороны, это понятно: процесс принятия нормативных актов довольно длинный. Но с другой — инновационные технологии требуют иного темпа принятия законов. В качестве примера можно привести реализацию федерального проекта «Нормативное регулирование цифровой среды», в рамках которого фонд «Сколково» осуществляет функции центра компетенций. Более чем из 40 проектов федеральных законов, подготовленных экспертным сообществом при нашем участии, в настоящее время принято менее десяти. По многим ключевым для развития цифровой экономики вопросам — облегчению оборота обезличенных данных, идентификации, цифровым финансовым активам, использованию беспилотного транспорта и телемедицины — крайне востребованные законопроекты еще обсуждаются экспертами.
Разумеется, регуляторные барьеры являются одним из самых негативных факторов развития новых технологий, поскольку почти невозможно инвестировать в связанные с ними проекты, не имея перспективы вывода решений на рынок. Но и снять их разом обычно нельзя.
РБК: Есть ли другие барьеры для развития инноваций, кроме законодательных?
А.Д.: Еще один барьер, который мешает выводу на рынок новых продуктов, — это недоверие заказчиков. Стоит ли закупать и внедрять новые технологии, если нет гарантии их экономического эффекта? Фактически каждый инновационный проект должен доказать своим потенциальным потребителям пользу предлагаемых решений. А для этого его должны купить и опробовать десятки компаний. Замкнутый круг?
Поэтому «Сколково» поддерживает экспериментальные внедрения, в том числе за счет софинансирования пилотных проектов. Каждый такой проект — это возможность для технологической компании внедрить и показать работоспособность своего решения в масштабах бизнеса своего клиента. А имея успешные примеры, гораздо легче предлагать свое решение новым заказчикам и масштабировать ранее выполненные проекты.
Конечно, нельзя обойти вниманием и инвестиционный климат. Для инноваций нужны инвестиции, причем каждый инвестор рассчитывает на возврат вложенных средств с прибылью. «Сколково» предоставляет ряд значимых сервисов, которые повышают шансы для технологического бизнеса на успешное развитие и рост капитализации. Но только в одном «Сколково» невозможно полностью решить задачи по созданию благоприятного инвестклимата. И мы активно работаем с нашими партнерами из правительства над тем, чтобы создать оптимальные условия, в результате которых каждый перспективный проект сможет привлечь необходимые инвестиции.
РБК: Как вы думаете, если бы в России было создано министерство инноваций, это способствовало бы ускорению процесса внедрения новых разработок?
А.Д.: С одной стороны, я был всегда против того, чтобы по каждой теме делать отдельное министерство, так как их может расплодиться еще несколько десятков и конца и края не будет видно. С другой стороны, я вижу сейчас, уже не работая в правительстве, что тема инноваций действительно разбросана по всем министерствам и, когда необходимо быстро двигаться вперед, возникает некий вакуум в координации этих процессов. В принципе этим должен заниматься соответствующий вице-премьер, но, как вы понимаете, в настоящее время все настолько загружены другими вопросами, что в действительности никто на 100% заниматься инновациями просто физически не может.
Поэтому какое-то координационное решение найти надо, и мы сейчас обсуждаем с Минэкономразвития, которое наиболее близко к нашей теме, как эту координацию выстроить.
Неудача = опыт
РБК: В России всегда была проблема с утечкой мозгов за рубеж. Можно ли сейчас рассматривать закрытие границ как шанс, чтобы талантливые люди оставались и реализовывали себя дома?
А.Д.: Можно, конечно, искать положительные вещи в отрицательных. В целом в сегодняшнем мире закрытие границ — это очень и очень условно: многие работают на аутсорсинге для зарубежных компаний, продолжая оставаться в России. Это тоже хорошо, хотя, конечно, говорит о том, что наши крупные компании недостаточно занимаются инновационной тематикой. Мы должны создавать условия как для того, чтобы люди не уезжали от нас, так и для того, чтобы приезжали к нам, и это даже более важно. Поэтому закрытие границ в этом смысле как раз не плюс, а минус, так что будем все-таки ждать открытия границ.
РБК: Вы рассчитываете, что «Сколково» может стать аналогом Кремниевой долины и привлечь лучшие умы мира?
А.Д.: Мы хотим быть лучше, а не аналогом. Пока наш основной, причем очень условно, «недостаток» — это просто ранняя стадия развития. Мы еще не дошли до того же уровня, что и Кремниевая долина, которая существует уже несколько десятилетий. «Сколково» работает всего одно десятилетие, причем только последние пять лет максимально активно. Есть разница с точки зрения развития институтов, инвестиционного климата и особенно количества денег, которых у нас намного меньше, чем в США. У нас меньше инвесторов, меньше венчурных фондов. И страна у нас поменьше с точки зрения объема экономики и числа людей. А от рынка многое зависит. Поэтому мы просто обязаны ориентироваться на глобальные рынки, мы не можем сосредоточиться только на России. Резиденты «Сколково» обязаны искать экспортные возможности, в то время как американские компании иногда могут заработать достаточно даже на внутреннем рынке.
РБК: Венчурные инвесторы, работающие в Калифорнии, сомневаются, что в России можно повторить успех Кремниевой долины, так как нам не хватает духа свободы, необходимого для развития инноваций. И это касается не только законодательства в отношении стартапов, но и внутренней свободы.
А.Д.: В России еще только создается культура предпринимательства, еще только предстоит в корне изменить отношение к бизнесу со стороны государства и общества. В той же Долине примерно 30–40% денег, которые там крутятся, — это деньги государственных программ и фондов. Но люди там уже знают, что можно делать, чего нельзя, им не нужно каждый раз оглядываться на запреты и ограничения. А российские стартапы, получая государственные деньги, понимают, что, если они прогорят, у них могут быть проблемы.
Поэтому, мне кажется, разница — не в свободе мышления, а в том, что инновационная культура на Западе гораздо дольше существует и сильнее укоренилась. Что касается внутренней свободы, то у нас нельзя некоторые вещи пропагандировать, и я лично считаю, что это правильно: ты можешь сам думать и делать все, что хочешь, но не нужно это пытаться навязывать другим, вот и все.
РБК: Кстати, если стартап, получивший деньги от государства, потерпит неудачу, есть ли у него вторая попытка?
А.Д.: Да, и я даже знаю примеры. У нас некоторые компании смогли добиться успеха только со второго или третьего раза. Неудача — это опыт, но главное, чтобы человек при этом не нарушал закона. Мы смогли уже убедить и Счетную палату, и правоохранительные органы, что не надо к каждой потере денег относиться как к мошенничеству, хотя это еще не стало частью психологии, культуры, устоявшимися принципами.
Еще до того, как «Сколково» начало работу, была поездка Дмитрия Медведева, президента России на тот момент, в Кремниевую долину, где он встречался с компанией Apple. И тогда прозвучала фраза, что, если человек один раз провалился, он становится лучше, второй раз провалился — еще лучше, а вот если третий раз провалился, то, может, ему стоит заняться чем-то другим?
Проекты «Сколково» по борьбе с коронавирусом
Резидент кластера биомедицинских технологий фонда «Сколково» компания «Кромис» зарегистрировала первый в России препарат от COVID-19. Она получила регистрационное удостоверение Минздрава на препарат «Авифавир», нарушающий механизмы размножения коронавируса. Его действующее вещество фавипиравир уже достаточно хорошо изучено, так как с 2014 года использовалось в препарате под названием «Авиган» в Японии против тяжелых форм гриппа. Разработка метода синтеза российской молекулы и доклинические испытания «Авифавира» компания «Кромис» проводила при грантовой поддержке фонда «Сколково».
Тестирование эффективности антивирусного препарата против SARS-Cov-2 от компании «Азол Фарма».
Создание компанией «ВиАрСим» мобильного комплекса виртуальной реальности для быстрого обучения медперсонала работе в условиях пандемии COVID-19, в том числе в условиях инфекционных стационаров, так называемых красных зон.
Разработка телемедицинских решений для удаленной помощи пациентам от компаний «Мобильные медицинские технологии» («Онлайн Доктор»), «Цифровая медицинская экосистема» («Доктор Рядом»), «Медлайнсофт» («Медтера Телемед»).
Аркадий Дворкович с 2018 года является председателем фонда «Сколково», с октября того же года — президентом Международной шахматной федерации (ФИДЕ).
Родился 26 марта 1972 года в Москве. В 1994 году окончил экономический факультет МГУ и Российскую экономическую школу с дипломом магистра экономики. Занимал руководящие посты в Министерстве финансов и Министерстве экономического развития и торговли. В 2008 году был назначен помощником президента РФ. С 2012 по 2018 год — зампредседателя правительства РФ. В сентябре 2018 года включен в состав правительственной комиссии по модернизации экономики и инновационному развитию России.
Фото: Владислав Шатило для РБК